Дагестанское село Игали лежит на правом берегу реки Андийское Койсу, спускающейся с Кавказского хребта. Раскинувшееся в долине на высоте 650 метров над уровнем моря, оно окружено горными вершинами. Одна из них такая высокая, что зимой здесь вечная тень и люди почти не видят солнца, сетуют сельчане. И все-таки Игали — сельскохозяйственный центр района. И живет благодаря садам с самым солнечным фруктом — абрикосом.
Фруктовый сад Ухумы зеленеет в отдалении от села — по другую сторону Андийского Койсу. Этот участок достался 56-летнему мужчине от родителей: абрикосы в Игали выращивали всегда, сколько он себя помнит. Раньше — дикие сорта, пригодные только для кураги, теперь — Шалах, Краснощекий, Бухару. На звание «абрикосового края» в Дагестане претендуют несколько районов, в том числе Гумбетовский.
Третья часть всех выращенных в районе плодов — а это сады на площади в 270 гектаров — из Игали, одного из самых крупных сел в 12 километрах от райцентра. И сейчас это едва ли не единственный источник доходов для трех тысяч сельчан. Поэтому здесь используют всю землю, что удастся приспособить под фруктовые сады.
Добраться на участок Ухумы Ибрагимова можно только через мост, ведущий на другой берег реки: это пять километров в объезд по плохой дороге, и машинам, тем более грузовым, пересекать его опасно. А в непогоду так и вовсе можно попасть под сель. Остается идти пешком. Но как быть с урожаем?
Ухума кивает в сторону стального троса, натянутого вдоль реки. К нему присоединена деревянная люлька, болтающаяся в нескольких метрах над грязной бурлящей водой. — Вот эта «дорога» существует тут лет 25, точно не помню. Это еще при моих родителях было. Подобных «фуникулеров», как их называют жители села, три. Пользуются ими те, кому, как и Ухуме, неудобно ехать в объезд.
Сначала «канатка» сама быстро мчит пассажира и его груз до середины реки. Затем «дорога» идет на подъем, и Ухума крепко хватается руками за трос, проворно перебирая мозолистыми пальцами по нагретому солнцем металлу. Перчаток на нем нет.
— Зачем? Я привык, — отмахивается он. Длина каната — метров пятьдесят. Это расстояние Ухума преодолевает примерно за минуту. Глубина реки под ним — около трех метров. Местные говорят: «Неглубоко». За одну поездку Ухума привозит три ящика оранжевых фруктов — около 70 килограммов. Он аккуратно ставит ящики на обочине: после пятничного намаза за фруктами приедет покупатель.
В разгар сбора урожая, как сейчас, вдоль дороги вереницей выстраиваются ведра и ящики с ярко-оранжевыми и бледно-желтыми абрикосами. Но в этом году абрикосов мало: внезапные заморозки сильно ослабили надежды сельчан на хороший заработок.
— Вырастить абрикосы только половина дела, — вздыхает Ухума. — Главное потом продать их. Раньше, когда в соседних селах — Чиркате и Тлохе — работали перерабатывающие заводы, игалинцы не знали бед со сбытом. Но предприятия стоят уже больше пяти лет, и теперь все бизнес-хлопоты полностью легли на плечи сельчан. Вчера Чамастак продала десять ящиков, сегодня пока ничего.
— Цены упали, как эти армянские абрикосы стали к нам в Дагестан привозить. В прошлом году продавали за 100 рублей килограмм сорта Шалах, а в этом году уже 50, — жалуется женщина. — Они не лучше, они большие и красивые. А по вкусу наши лучше, точно без всякой химии, — разводит руками она.
Еще одна проблема, мешающая сбыту, говорят местные, — это футбол. Точнее, чемпионат мира. — В этом году не дают нам дорогу: в крупные города, где проходят игры, не пропускают наши фуры и «Камазы». Вчера к нам на участок приехали за фруктами всего две-три грузовых «Газели», а в другие годы от нас за день по несколько фур с абрикосами отъезжали, — сетует Чамастак.
В прошлом году за проданный урожай с 70 деревьев ее семья выручила около 200 тысяч рублей. По меркам села — хорошая сумма. Как будет в этом году, ей пока остается только гадать. Выращивание фруктов — еще и продолжение семейных традиций. Магомед Магомедов давно живет в Махачкале, там у него свой бизнес. Но в родное село наведывается часто: здесь у него сто абрикосовых деревьев.
Чтобы собрать урожай, он нанимает сельчан. За один собранный ящик фруктов они получат от 50 до 100 рублей, зависит от размера тары. — В этом году планирую собрать около трех тонн фруктов, что, конечно, меньше, чем в прошлом. Если перевести на деньги, около 120 тысяч рублей, — подсчитывает бизнесмен.
Оптовая цена за килограмм — от 45 и до 60 рублей. Но крупных покупателей, которые могли бы вывезти большие партии абрикосов в другие города России, сейчас нет. Магомед тоже уверен: причина — футбольный чемпионат и связанные с ним ограничения. — А кто приезжает, знает, какая у нас ситуация со сбытом. И старается еще сбить цену. А абрикос такой продукт — храниться может не дольше трех дней, и мы вынуждены принимать эти условия, — вздыхает Магомед.
Но хоть на абрикосовые деньги в этом году надежд мало, по словам местных жителей, они не торопятся разъезжаться на заработки: почти все держат скот, кто-то для себя, другие на продажу. Никаких производств в Игали нет, но какую-то занятость обеспечивают школа, больница и детский сад. Халимат работает воспитательницей в детсаду. Он рассчитан на 110 человек. Одного садика для села достаточно, говорит она, очередь есть, но небольшая, и все трехлетки в итоге получают свое место. У самой Халимат четверо детей: две дочки и два сына. Вырастить их помогают пара коров, огород, где растет почти все и, конечно, абрикосовый сад.
— У нас нет семьи, кто бы не растил абрикосы, — улыбается женщина. На крыше одной из хозяйственных построек сушатся желтые фрукты. Если погода останется солнечной, курага будет готова через три дня. Скоро плоские крыши домов окрасятся в ярко-оранжевый цвет.
Сушеные абрикосы считаются целебными: их заваривают во время простуды или едят так. Часть кураги игалинцы оставят себе, часть продадут: сухофрукты стоят недешево, обычно пользуются спросом, а главное — долго не портятся. Наступает полдень. Звуки азана из главной мечети села с минаретом XIX века плывут среди гор. Ухума вместе со всеми мужчинами уходит на джума-намаз. Жизнь в селе будто замедляется на пару часов. Потом все пойдет своим чередом, и Ухума дождется своих покупателей.
